Охота на овец - Страница 94

– Тогда спасло бы, – очень тихо ответил он.

– Вся загвоздка здесь – именно в слабости, – продолжал Крыса. – С нее-то все и начинается. Сколько бы я тебе ни рассказывал, тебе этой слабости не понять.

– Все люди, в принципе – слабые...

– Это – обобщение! – Крыса нервно защелкал пальцами. – Если всех людей подводить под общий знаменатель – ни у кого вообще ни черта не получится. Я же сейчас говорю об индивидууме и о вещах очень личного плана. Я молчал.

– Слабость внутри человека гниет, и гниль эта разрастается. Как гангрена. Я в себе это обнаружил еще подростком. Психовал страшно... Знаешь, что происходит с душой, когда что-то медленно, годами разлагается у тебя внутри – и ты это все время чувствуешь?

Я продолжал молчать, лишь поплотнее закутался в одеяло.

– Тебе, пожалуй, этого не понять, – продолжал он. – У тебя с этим все в порядке... А между тем, это и есть Слабость. Все равно что генетическая болезнь. Сколько ни изучай ее в себе – вылечиться невозможно. И сама она не проходит в одно прекрасное утро. Только становится хуже и хуже с годами, и все...

– Погоди. Слабость чего конкретно?

– А всего. Слабость морали. Слабость сознания. Слабость человека из самого факта его существования...

Я рассмеялся. На этот раз, черт возьми, у меня получилось-таки рассмеяться.

– Тогда получается, что сильных людей вообще не бывает!

– Опять ты обобщаешь! Конечно, у всех есть свои слабые стороны. Но Настоящая Слабость, так же как и настоящая сила, встречается крайне редко. Всепожирающая Слабость, от которой душа утопает в беспросветном мраке – такая слабость тебе неведома. Но она встречается у других людей. Люди-то разные. Всех под одну гребенку не пострижешь...

Я молчал.

– Потому я и уехал из города. Чтобы, опускаясь все ниже, гниль свою людям не показывать. Тебе, в том числе... Здесь, по крайней мере, можно было жить в одиночку и не доставлять никому неприятностей. И, в конечном итоге... Крыса выдержал паузу, и чернота вокруг нас еще больше сгустилась.

– ... В конечном итоге, от Овцы убежать, пока можно было, я не решался из той же проклятой Слабости. А однажды понял, что уже не выберусь. И с этого дня даже твой приход уже ничего бы не изменил. Даже если б я сам себя взял за шиворот и заставил спуститься с гор – очень скоро прибежал бы обратно. Вот что это такое, Настоящая Слабость..

– Чего от тебя хотела Овца?

– Меня. Всего – от начала и до конца. Мое тело, мою память, мою проклятую Слабость, мои споры с самим собой... Все это она страсть как любила. У твари была целая куча щупалец; эти щупальца она вонзала мне то в нос, то в уши – и лакомилась мной, как коктейлем через соломинку, отсасывая душу, выжимая меня, как лимон...

– Хм-м... И что же было взамен?

– Взамен, брат, было ТАКОЕ, что я и оценить-то как следует никогда не смог бы. И не то чтобы Овца эту штуку выдумала специально, чтобы меня вознаградить; здесь другое... Я, правда, успел толко самый краешек увидать. Но даже это... Крыса на секунду умолк.

– Даже то, что я увидел, просто сшибало с ног. Просто с ума можно было сойти. Не знаю, как объяснить. Словами не опишешь, как ни старайся... Всемирная Домна. Горнило Вселенной, в котором переплавляется все и вся. Настолько божественной красотищи, что дыхание останавливается. И в то же время – такое злое, дьявольское, что кровь в жилах стынет от ужаса... Стоит человеку погрузить туда свое тело – все человеческое для него перестает существовать. Память, мысли, критерии добра и зла, чувства, страдания – все исчезает... Что-то похожее на динамику Начала Времен, когда Космос рождался из одной-единственной точки.

– И ты отказался?

– Да. Все это теперь похоронено – вместе с моим телом. Теперь у меня осталось еще одно дело; закончу его – и тогда уж навечно исчезну.

– Дело?

– Так, пустяки. Я еще попрошу тебя кое-что сделать. Но об этом – чуть позже...

Мы с ним почти синхронно отхлебнули по глотку пива. Непонятно отчего, но понемногу и правда становилось теплее.

– Значит, кровяная бомба в мозгу – это что-то вроде кнута? – спросил я. – Хлыст, которым Овца понукала своих «хозяев»?

– То-то и оно. Когда гематома сформировывается окончательно, человеку уже никуда не убежать...

– Так чего все-таки хотел Сэнсэй?

– Это был сумасшедший. Его психика не выдержала при виде Мирового Горнила...

Овца использовала его тело, чтобы создать гигантскую Машину Власти. Только для этого она в него и залезла. Как в дешевую вещь: поносил и выбросил. Для воплощения же Идеи Овцы он не годился – это был полный ноль...

– И после смерти Сэнсэя она решила использовать тебя в качестве преемника этой власти, так?

– Именно.

– И что должно было наступить в итоге?

– Империя Абсолютной Анархии. Когда все противоречия сваливаются в одно целое. А в центре – я с Овцой в голове.

– Ну, и почему ты отказался?

Время медленно умирало. И на это медленно умиравшее Время сыпал и сыпал беззвучный снег.

– А я слабость свою люблю. Люблю, когда душа болит, когда тяжело... Как солнце летнее припекает, как ветер пахнет, как цикады стрекочут, и все такое... Страшно люблю, до чертиков. С тобой вот пиво попить... – Крыса будто захлебнулся словами. – Да не знаю я!

Я лихорадочно пытался найти, что сказать. Но слова не подыскивались, хоть тресни. Кутаясь в одеяло, я продолжал разглядывать темноту.

– Сдается мне, из одного и того же материала мы с тобой наворотили что-то совершенно противоположное, а? – сказал вдруг Крыса. – Ты, вообще, веришь в то, что мир становится лучше?

– А кто может знать, что лучше, что хуже?