Прошагав по тропинке примерно час, я напрочь утратил способность ориентироваться в пространстве. Этак мне в жизни не найти Человека-Овцу! Но я все шел и шел неизвестно куда, пока не услышал журчание воды. Еще через минуту я дошагал до речушки – и двинулся вниз по течению. Если память не изменяла мне, вскоре должен был показаться водопад, а там и дорога, по которой мы с подругой пришли в долину.
Еще через десять минут ходьбы я услышал шум водопада. Валуны расщепляли поток на отдельные струи, и каждая струя образовала внизу у подножия свою ледяную запруду. Рыбы в запрудах я не увидел; лишь опавшие листья плавно кружились по зеркальной воде. Прыгая с валуна на валун, я переправился через речку, выкарабкался по скользкому склону на берег и ступил на знакомую дорогу. На перилах мостика сидел Человек-Овца и смотрел на меня. С плеча у него свисал громадный парусиновый мешок, под завязку набитый дровами.
– Будешь долго шататься по лесу – встретишь медведя, – сказал он мне. – Здесь как раз бродит один, мы следы вчера видели. Если очень хочется по лесу гулять – прицепи на задницу колокольчик, как мы...
Он завел руку за спину и позвонил в колокольчик, прицепленный булавкой к наряду пониже спины.
– Я тебя искал, – сказал я, отдышавшись.
– Знаем, – сказал Человек-Овца. – Видели.
– Да? А что, нельзя было хотя бы голос подать?!
– Ну, мы думали, ты хочешь сам нас найти. Вот и молчали.
Человек-Овца достал из кармана на груди сигарету и жадно, с удовольствием закурил. Я присел на перила с ним рядом.
– Ты что, здесь живешь?
– Угу, – кивнул он. – Только ты не говори никому. Этого никто не знает.
– А мой друг? Он-то знает, не так ли?
Молчание.
– Послушай. Если вы друзья с моим другом – значит, и мы с тобой тоже друзья, разве не так?
– Так, – задумался Человек-Овца. – Получается, что так...
– А если мы с тобой друзья, ты же мне врать не станешь, правильно?
– Н-ну да, – выдавил он с озабоченным видом.
– Ну, вот и рассказал бы все честно, как другу! – сказал я.
Он облизал пересохшие губы.
– Нельзя. Ты не обижайся, но нам действительно нельзя. Так получилось. Мы должны держать язык за зубами...
– Кто тебе приказал молчать?
Но Человек-Овца молчал, захлопнувшись, как ракушка. Вокруг было тихо, только ветер уныло гудел в ветвях сухостоя на берегу.
– Успокойся, никто нас не слышит, – подбодрил я его.
Человек-Овца посмотрел мне в глаза.
– Ты про эти места ничего не знаешь?
– Ничего не знаю. А что?
– Ну, так ты знай: непростые это места. Странные тут вещи случаются. Больше мы ничего не скажем – но ты имей ввиду, если что.
– Ну вот, а сам говорил – места здесь хорошие.
– Это для нас! – пояснил он торопливо. – Нам больше ни в каком месте жить невозможно. Если прогонят отсюда – нам идти больше некуда. И Человек-Овца опять замолчал. Я понял, что вряд ли вытяну из него еще что-либо осмысленное, и перевел глаза на мешок с дровами.
– А этим ты зимой обогреваешься?
Он молча кивнул.
– Что-то я не видал никакого дыма.
– А мы и не разжигали пока. Снег выпадет – разожжем. Только дыма ты все равно не увидишь. Есть такой способ особенный! И он захихикал, очень довольный собой.
– И когда же выпадет снег?
Человек-Овца посмотрел на небо, потом на меня.
– В этом году снег ранний... Дней через десять, пожалуй.
– Значит, дней через десять дорога обледенеет?
– Наверное. Никто не приедет, никто не уедет. Хорошее время года...
– И давно ты уже здесь?
– Давно, – ответил Человек-Овца. – Очень давно.
– А что ты ешь?
– Травы всякие, корешки, ягоду. Птицу можно ловить, рыбу поймать небольшую.
– И тебе не холодно?
– Если зимой, то холодно.
– Смотри, если что нужно – могу поделиться.
– Спасибо. Пока ничего не нужно.
Человек-Овца легко соскочил с перил, сбежал с мостика на берег и зашагал в сторону пастбища. Я тоже вскочил и двинулся следом.
– А почему ты решил здесь прятаться от людей?
– Мы тебе скажем – а ты смеяться станешь!
– Думаю, что не стану, – сказал я. Что здесь можно увидеть смешного – я решительно не понимал.
– Никому не скажешь?
– Никому не скажу...
– Мы не хотели идти на войну.
С полминуты мы молча шагали плечом к плечу. Хотя выражение «моим плечом к его голове» описало бы ситуацию куда точнее.
– Какую войну? С кем?
– Этого мы не знаем, – сказал он и закашлялся. – Но на войну идти не хотим. И поэтому живем, как овца. А если жить как овца, то и податься нам отсюда некуда.
– А родился ты в Дзюнитаки?
– Угу. Только не говори никому.
– Не скажу, – пообещал я. – Значит, город ты не любишь?
– Какой город? Внизу который?
– Ну да.
– Плохой город. Очень много солдат... – Он еще раз закашлялся. – А ты откуда пришел?
– Из Токио.
– Про войну что-нибудь слышал?
– Не-а...
Человек-Овца, похоже, сразу потерял ко мне интерес. До самого пастбища мы с ним больше не проронили ни слова.
– Может, в дом зайдешь? – пригласил я.
– Скоро зима, – покачал он головой. – Много дел надо сделать. В другой раз как-нибудь.
– Мне очень нужно увидеться с моим другом, – сказал я, глядя на него в упор. – Есть причина, по которой я должен поговорить с ним на этой неделе, никак не позже!..
Человек-Овца огорченно покачал головой. Уши его закачались, как крылья у птицы.
– Извини. Мы же говорили, что не можем ничем помочь.
– Ну, хотя бы скажи ему об этом!
– Угу, – только и промычал он.
– Спасибо заранее, – сказал я.
На том мы и расстались.
– Если в лес опять соберешься – не забудь прицепить колокольчик, – сказал Человек-Овца на прощанье.