Охота на овец - Страница 40

К оглавлению

40

– Сэнсэй – замечательный человек. Из всех, кого я в жизни встречал, он для меня

– второй после Бога.

– Так вы, что же, – и с Богом встречались?

– Ну, разумеется. Я каждый вечер говорю с ним по телефону.

– Но ведь... – начал я и запутался в собственных мыслях. В голове снова началась неразбериха. – Но ведь если Богу можно позвонить – линия должна быть забита так, что все время занято, разве нет? Все равно что, скажем, справочная после обеда!

– О, насчет этого можно не беспокоиться. Господь – ипостась, так сказать, одновременно-множественного существования. Позвони Ему враз миллион человек – и Он будет говорить с каждым из миллиона в отдельности.

– Я не совсем понимаю. Разве это – классическое толкование? Ну, то есть – вы что, не пользуетесь обычными богословскими терминами?

– Я, видите ли, радикал. И с классической церковью не в ладах.

– А-а, – сказал я.

Автомобиль продвинулся еще на полсотни метров. Я зажал в губах сигарету и собирался уже прикурить, когда вдруг впервые заметил, что все это время сжимаю в руке зажигалку. Совершенно бессознательно я унес с собой зажигалку, которую показывал мне секретарь – ту самую, фирмы «Дюпон», с овечьим гербом на боку. Серебряная вещица покоилась в моей ладони настолько привычно и естественно, словно была там с момента моего появления на свет. То был Абсолютный Предмет: идеальное сочетание безупречного веса с безукоризненной на ощупь поверхностью. Подумав немного, я решил оставить ее себе. В конце концов, никто еще не умирал от того, что потерял зажигалку-другую. Два или три раза я открыл-закрыл серебряную крышку, прикурил – и сунул зажигалку в карман. В качестве компенсации я запихал в кармашек на дверце автомобиля свою разовую дешевку «Бик».

– Сэнсэй объяснил мне несколько лет назад, – внезапно промолвил водитель.

– Что объяснил?

– Телефон Бога.

Я перевел дух – так, чтобы он не слышал. Кто-то из нас явно сходит с ума. Я?

Или, может быть, он?

– И что же, он объяснил его только вам – и, наверное, под страшным секретом?

– Именно так. Только мне и по большому секрету. Замечательный человек... А что – вы тоже хотите знать?

– Если это возможно, – вымолвил я.

– Ну ладно, слушайте. Токио, 945...

– Секундочку! – попросил я, достал из кармана ручку с блокнотом и записал номер.

– А это ничего, что вы мне его даете?

– Ничего. Кому попало давать, конечно, не следует. Но вы, похоже, хороший человек.

– Благодарю вас, – сказал я. – Только о чем же мне разговаривать с Богом? Я ведь даже не христианин...

– Я думаю, это не так уж и важно. Нужно просто очень искренне рассказать о том, что волнует и мучает вас больше всего. Как бы нелепо и странно ни звучал ваш рассказ, Господь никогда не заскучает, слушая вас, и не станет держать вас за дурака.

– Спасибо. Я позвоню.

– Вот и хорошо! – обрадовался водитель.

Автомобиль плавно прибавил ходу, и впереди по курсу замаячили небоскребы Синдзюку. Весь остаток пути мы проехали молча.

4
КОНЕЦ ЛЕТА, НАЧАЛО ОСЕНИ

Когда мы прибыли, вечер уже опустился на город, выкрасив серым дома вокруг. Возвещая о конце лета, порывистый ветер разгуливал между зданиями, выныривал из-за углов и приводил в трепет строгие юбки молоденьких «офис-леди», возвращавшихся с работы. Каблучки их босоножек выстукивали торопливые ритмы по кафелю мостовой.

Я поднялся на верхний этаж небоскреба-отеля, зашел в просторный бар и заказал себе «Хайнекен». Прошло минут десять, прежде чем пиво, наконец, принесли. Все это время я просидел в кресле, положив руку на подлокотник, подперев щеку и закрыв глаза. Совершенно ни о чем не думалось. С закрытыми глазами еще отчетливей становился странный шум – как если бы несколько сотен гномиков старательно подметали мне голову вениками. Они все мели, мели и, похоже, не собирались заканчивать. Никто из них даже не думал воспользоваться совком. Принесли пиво, и я в два глотка опорожнил бутылку. Потом уничтожил весь поданный на закуску арахис. Веники в голове унялись. Из телефонной будки у кассы я попробовал дозвониться до своей подруги. Однако ни у себя, ни у меня ее не было. Видно, вышла куда-то поужинать. Она ведь никогда не готовила дома.

Я набрал номер бывшей жены, но после второго гудка передумал и повесил трубку. Разговаривать нам было не о чем, а выслушивать обвинения в черствости и бездушии мне сейчас хотелось меньше всего на свете.

Больше звонить было некому. Я стоял с телефонной трубкой в руке посреди огромного города, десять миллионов человек слонялись вокруг меня – и совершенно не с кем поговорить. Не с кем, кроме этих двоих. И с одной из этих двоих я уже успел развестись... Я достал из автомата неиспользованные десять иен, сунул монету в карман и вышел из будки. По пути подвернулся официант, и я заказал ему два «Хайнекена».

День заканчивался. Пожалуй, более бессмысленного дня в моей жизни не случалось с рождения. Казалось бы, хоть в последнем дне уходящего лета могло проступить чуть больше вкуса и смысла... Увы! Точно пес, которого посадили на цепь и припугнули для острастки, день засыпал, не подавая ни малейших признаков жизни. За окном разливалась холодная тьма начинавшейся осени. Землю внизу докуда хватало глаз усеивали, точно цветы на поляне, желтые огни фонарей. При взгляде сверху в самом деле казалось, будто они так и ждали, чтобы кто-нибудь пробежал по ним босиком. Принесли пиво. Опустошив очередную бутылку, я выгреб из очередного блюдца орехи и принялся поедать их один за другим. За соседним столиком четыре школьницы, возвращавшиеся после бассейна, беззаботно трещали о чем ни попадя и сосали через соломинки разноцветные тропические коктейли. Официант застыл в напряженном внимании, и лишь голова его совершенно отдельно от тела отворачивалась в сторону и украдкой зевала. Еще один официант объяснял меню американской парочке средних лет. Я съел все орехи и осушил третье пиво. На этом пиво кончилось, и заняться больше занятьс было совершенно нечем.

40